Гольдман Григорий

Царит июль, наяривает лето,
Вовсю борясь с прохладной темнотой,
А я сижу, не зажигая света,
В квартире полумёртвой и пустой.

Три комнаты вдруг стали лабиринтом,
Хранящим эхо голосов и душ.
И бегаю я черепашьим спринтом
Из бывшей детской прямо в бывший душ.

Наш бывший стул на нашей бывшей кухне
Навек придвинут к бывшему столу.
И, бывшие живыми, наши куклы
Последним сном на бывшем спят полу.

И телефон, когда-то очень прыткий,
Свидетель чёрный наших светлых дней,
Теперь молчит, как партизан под пыткой,
И кажется от этого умней.

Сдаётся лето, уступая ночи,
Из окон освежающе сквозит,
И прошлое над будущим хохочет,
А будущее прошлому дерзит.

Лицо и мысли ветерком бодрящим
Приятно обдувает в темноте,
И я сижу, пишу о настоящем
На бывшем чистом, беленьком листе.

1997